Запретная любовь: как заключенные заводят романы прямо в тюрьме

Рецидивисты соблазняют сотрудниц СИЗО, и те ради них бросаются в омут с головой

Любовь, как и добро, побеждает зло. Но способна породить новое зло.

Расскажем вам о самых громких тюремных романах, в разные годы случавшихся в СИЗО и колониях Украины. Некоторые ЧП удавалось скрыть, некоторые все же просачивались в прессу, часто обрастая слухами.

Эксклюзивные подробности головокружительных мелодрам "Сегодня" рассказали и прокомментировали бывшие руководители системы исполнения наказаний, а также действующие сотрудники Госпенитенциарной службы.

ДРАМА "У ДЕДА ЛУКЬЯНА". За полторы сотни лет в знаменитом Лукьяновском (ныне Киевском) следственном изоляторе было несколько попыток побега. Только четыре закончились триумфом сидельцев. Да и то временным. Среди тех, кому не подфартило, — приговоренные к пожизненному заключению Анатолий Горбач и Вячеслав Ковальчук. В марте 2004 года сотрудница СИЗО передала им пистолет с патронами, и с помощью этого ствола те едва не очутились за пределами изолятора. Они ранили кинолога, но заблудились во внутреннем дворе и, загнанные преследователями, сдались.

Случай породил массу недомолвок. Версии сводились к банальной корысти — мол, сотруднице посулили то ли 7, то ли даже 15 тысяч долларов, и она не устояла перед соблазном легких денег.

Однако причина была не в них. Полную картину происшествия нам только сейчас раскрыл экс-глава Госпенитенциарной службы. 12 с лишним лет назад Сергей Старенький руководил одним из отделов СИЗО. Он хорошо запомнил ту криминальную историю еще и потому, что доминировала в ней как раз... любовная составляющая.

— Да, любовь, как говорят, до гроба, — рассказывает Старенький. — Ирина Золотаревич (назовем ее так) работала цензором оперативной части следственного изолятора. Читала и люстрировала письма, забирала корреспонденцию на почтовом отделении, приносила ее в СИЗО, разносила по камерам. У нее была семья — муж, сотрудник милиции, и ребенок дошкольного возраста...

И вот у этой вполне благополучной, состоявшейся женщины случился сбой — влюбилась. Да не в кого-нибудь, а в приговоренного к высшей мере наказания за умышленные убийства Горбача. Уж какими чарами он ее обаял, можно лишь догадываться. На зековском сленге это звучит малоэстетично — "приболтал".

— Анатолий, на котором печати ставить негде из-за предыдущих судимостей, был тем еще донжуаном, — продолжает Сергей Евгеньевич. — Он стал оказывать Ирине недвусмысленные знаки внимания, присылая сначала короткие записки, а затем и пространные любовные признания. — Искушенный в эпистолярном жанре, сумел убедить молодую женщину в том, что никогда не встречал никого лучше, краше, ярче. Клялся, что жить без нее не может и сходит с ума от переполняющих его чувств. И еще писал, что на воле у него в надежном месте припрятана огромная сумма денег, и как только окажется на свободе, они вместе улетят на далекие заморские острова, где будут наслаждаться чудесным отдыхом, райской природой, беззаботно плескаться в океане, нежиться на пляжах и пить коктейли. Вот такую идиллию ей нарисовал, и это дало плоды...

(Как потом рассказывал Ковальчук, для Горбача это была всего лишь игра, забава. Зато Ирина все восприняла всерьез, и письма пробудили в ней искренние чувства).

Но для того, чтобы розовые романтические мечты превратились в реальность, предстояло оказаться на воле. А у Анатолия и у его напарника уже было пожизненное. Тогда и созрел дерзкий план: любой ценой заполучить оружие, взять заложника, угрожая убить его, покинуть территорию СИЗО, а там уже — ищи-свищи ветра в поле...

Горбач, доморощенный психолог и матерый ловелас, упросил-таки Ирину достать ствол. Давил на жалость и благородство — все во имя любви! Как потом выяснилось, она не раз передавала ему запрещенные предметы — мобилки, зарядные устройства к ним, спиртное, сигареты, деньги. Делала это беспрепятственно, пользуясь служебным положением, свободно перемещаясь из и в СИЗО.

— Никаких особых ухищрений не применяла, ничего под одеждой не прятала — просто когда забирала корреспонденцию на почтовом отделении для СИЗО, проносила упомянутые предметы в той же сумке, где лежали письма, — говорит наш собеседник. — Они приходили пачками, до сотни в день, а то и больше. Сумка увесистая, объемная. Ее не досматривали: считали, раз идет сотрудница оперчасти, значит, все нормально. Человек проверенный. Ей, дескать, и в голову не взбредет что-то нарушить. Досматривать обязаны были работники той же оперчасти. Ну, что же, думали они — своим надо доверять. А коллега этим доверием бессовестно пользовалась.

Так же, в почтовой сумке, среди корреспонденции, она пронесла пистолет, положив его в большой бумажный конверт. ТТ ей передала на улице Дегтяревской, недалеко от ворот СИЗО, жена другого пожизненника. А та якобы где-то купила. И ствол попал прямо в камеру, где были Горбач и Ковальчук, из рук в руки.

— Осознавала ли Ирина, что совершает преступление? — вслух рассуждает Старенький. — Безусловно, осознавала. Но слепая, неистовая любовь затмила все — здравый смысл, чувство опасности, собственную семью. Бескорыстно ли поступала? О деньгах, насколько знаю, речь не шла. Мотив состоял не в наживе, а в глубоко личном — оружие передавалось любимому. Тот наплел с три короба, и сработало...

Изобретательные Горбач и Ковальчук продумали все до мелочей. Даже дату подходящую подгадали — 8 марта. Расчет был на то, что начнутся выходные, в СИЗО останется только одна дежурная смена, и ее можно легко обмануть. А как? Да очень просто — правдоподобно симулировать приступ болезни, потребовать фельдшера, чтобы тот пришел, ему откроют камеру, после чего возьмут в заложники. Затем, продолжая силой удерживать, попадут в дежурную часть и — за внешнее ограждение на волю.

— Если бы план, не ровен час, удался, — говорит Старенький, — преступникам, которым нечего было терять, не стоило больших усилий перестрелять всю дежурку и наделать такой беды, что долго пришлось бы расхлебывать...

Но все пошло не по сценарию. Накануне Международного женского дня начальник СИЗО Скоробогач на всякий случай приказал перетасовать сидельцев по разным камерам. Согласно служебной инструкции их следовало менять каждую неделю (дабы сокамерники не спелись). Горбач и Ковальчук находились вместе уже около двух месяцев. Узнав о предстоящем переводе, они испугались, что кому-то стало известно об их плане побега, и решили форсировать события — идти на рывок раньше назначенного срока, так как другого шанса уже не будет. Непредвиденное обстоятельство, продиктованное, в общем-то, обычными требованиями режима, спутало карты преступников.

Была пятница, конец рабочей недели. Уже прикидывали: пока персонал будет поздравлять женщин-коллег по службе и потом втихую от начальства начнет отмечать праздник, это сыграет на руку, и под шумок, суету все удастся провернуть в лучшем виде.

Когда дверь в камеру, где находились пожизненники, открылась, и прапорщик, старший по корпусу, объявил о переводе, на него напали. Горбач стал стрелять и ранил в ногу инструктора-кинолога, пытавшегося остановить нападавших. Вместе с Ковальчуком Анатолий бросился к выходу из корпуса. Но оказавшись во внутреннем дворе, беглецы не сориентировались и побежали не к воротам, а в противоположную сторону...

Они отчаянно метались недалеко от учебно-производственных мастерских, и, увидев, что за ограждением, совсем рядом, жилые дома, свобода, но преодолеть преграду не удастся, развернулись в сторону корпуса для несовершеннолетних, за которым расположен госпиталь МВД. Только СИЗО уже был поднят по тревоге, Горбача и Ковальчука загнали, как волков, в глухой угол, заблокировав и отрезав пути к спасению...

— Ковальчук еще кричал Горбачу: "Стреляй! Стреляй же! Почему не стреляешь?!" — рассказывает Старенький. — Но тот, понимая, что деваться некуда и можно самому нарваться на пулю (применять табельное оружие на территории СИЗО разрешено лишь в крайних случах, если существует угроза жизни большому количеству людей. — Авт.), предпочел бросить пистолет и сдаться. Видя такое дело, его примеру последовал и Вячеслав...

Затем было служебное расследование. Прокурорская проверка выявила грубейшие нарушения в обеспечении безопасности и соблюдении режима. Наказали трех виновных. Кое-кого уволили. Отстранили и начальника СИЗО. Но он ушел на больничный и после того, как страсти улеглись, вернулся к прежним обязанностям.

Заседание Шевченковского суда столицы проходило на территории следственного изолятора — чтобы Горбача и Ковальчука не вывозить, из опасения, что те снова что-то отчебучат.

— На суде Анатолий хитрил, изворачивался, заявлял, что стрелял вовсе не в кинолога, а в служебную собаку, — продолжает Старенький. — Чем-то внешне напоминал серийного убийцу Оноприенко. Под стать был и Ковальчук. Тот вообще твердил, что у него травма головы, и он не ведал, что творил. Нес какую-то ерунду — что все произошло с его участием, но без его присутствия...

Обоих тогда еще раз осудили на пожизненное — большего наказания уже нельзя было дать и добавить сроки тоже, поскольку ранее были приговорены к высшей мере. Горбача отправили в колонию максимального уровня безопасности на территории Житомирской области. Его напарник тоже вскоре ушел по этапу.

А Ирина получила семь лет лишения свободы. По словам Старенького, вины она не признала и ни в чем не раскаялась. Может быть, прояви себя иначе, заслужила бы снисхождение — все-таки 34 года, в СИЗО проработала недолго, да еще и ребенок маленький. Зачлись бы и другие смягчающие обстоятельства. Но вышло иначе.

— Горбач сдал ее очень быстро, а вот она все отрицала, утверждая, что ничего не знала, и лишь когда провели дома обыск, нашли письма, которые стали неопровержимыми доказательствами по делу, вынуждена была согласиться, что помогала ему, — говорит Сергей Евгеньевич. — Вот такой любовь бывает окаянной, преступной...

Наказание Ирина отбывала в исправительной колонии в Одессе. Отсидела не от звонка до звонка: через несколько лет после приговора ответственность за превышение служебных полномочий, которое ей вменялось, была снижена, срок заключения пересмотрели в сторону уменьшения, и она вышла по УДО...

Где сейчас и чем занимается, установить не удалось.

А вот муж Ирины, вспоминают сотрудники Киевского СИЗО, ни в ходе следствия, ни после оглашения приговора так и не смог заставить себя поверить в ее измену...

Киевский СИЗО. Убежать отсюда пытались. Но убегали единицы.

ЦЕНА ЛЮБВИ

Немало любовных драм происходит в тюрьмах России.

Так, сотрудница Тульского СИЗО Светлана Соломыкова влюбилась в неоднократно судимого Михаила Савинцева. У них завязались неслужебные, а затем и интимные отношения. Савинцев попросил передать в камеру мобильные телефоны и тюбик, где, как выяснилось, был наркотик. На следствии утверждал, что платил любовнице. Та отрицала. Суд признал Соломыкову виновной и оштрафовал на 80 тысяч рублей (около 20 тыс. грн). 

Неформальные отношения следователя из Санкт-Петербурга Яны Антоновой и рецидивиста Михаила Берюкова завершились для сотрудницы полиции приговором в виде 20 месяцев лишения свободы в колонии-поселении. Она подделала документы о его этапировании в Новгородскую область, но обманула конвоиров и на своем автомобиле отвезла Берюкова на съемную квартиру, где устроила ему краткосрочный отпуск. Тот свободно гулял по городу, принимал наркотики, беспробудно пил. Из органов Антонову, естественно, уволили. А ее возлюбленного отправили на 10 лет в Мурманскую колонию строгого режима.

Следователь Светлана Захарова влюбилась в 33-летнего уголовника по кличке Бибер. И была задержана при передаче ему в СИЗО наркотиков. Причем в последний день перед выходом на пенсию. Подполковник полиции заработала 3 года и 4 месяца лишения свободы. Любовь зла...

ДРАМА ПО-ОДЕССКИ: СЛЕДОВАТЕЛЬ И "ВЕРХОЛАЗ"

О драматичной любовной истории, случившейся много лет назад в Южной Пальмире, "Сегодня" рассказала одной из первых в Украине.

Фабула вкратце такова. Жила-была молодая следователь, старший лейтенант милиции Екатерина П. Умница-красавица, выпускница факультета романо-германской филологии Одесского университета. И был вор-рецидивист Виталий М., промышлявший квартирными кражами. Его называли удачливым "форточником-высотником" — в прошлом спортсмен-гимнаст, он виртуозно влезал в квартиры не ниже пятого этажа и выносил самое ценное. А когда его задержали, дело поручили перспективному следователю П. Это было летом 1998 года. И вот тогда-то, собственно, все и началось — увидев Виталия, Екатерина поняла, что пропала. В смысле — влюбилась.

Если верить Виталию, то же почувствовал и он. И в день ее рождения, уже когда дело ушло в суд, заказал на радио песню специально для своей избранницы. А затем прислал по почте признание в любви.

Потом по одному из эпизодов в деле "Верхолаза" обнаружились новые обстоятельства, и дополнительное следствие вновь поручили П. Однажды он попросил разрешения проведать родственников. Осознавая, что идет на грубое нарушение, Екатерина позволила...

И так было не раз. Только Виталий встречался уже не с родней, а с ней. Хотя считалось, что они выезжали на следственные эксперименты...

Дело шло к свадьбе. Но после очередного свидания жених исчез. Вышел из комнаты в общежитии, где проходили тайные встречи, и словно сквозь землю провалился...

Прождав его и теряясь в догадках, девушка поняла: любимый ее бросил. Обо всем рассказала в райотделе. Там опешили — вот так сюрприз! Ее задержали и отправили в СИЗО. Позже выпустили на подписку. Потом умерла мама. А перед этим поймали Виталия. Он скажет, что сбежал, так как хотел раздобыть денег на ее лечение...

За должностное преступление Екатерине грозил большой срок. Но получила всего три года условно. Зато Виталию дали по полной — восемь лет.

Он попросил прощения. И она простила. Сказала, что будет ждать. А потом приехала к нему в колонию — расписаться. Так они стали супругами. Бывший следователь и вор-рецидивист. На свидания ездила к нему много раз. Его освободили по УДО. Это было в 2003-м.

А потом у них родилось два сына — Иван и Александр.

Об этой истории было немало публикаций и телепрограмм. Сняли даже фильм — как бы аналог нашумевшего в свое время триллера "Тюремный роман" с Александром Абдуловым и Мариной Нееловой. Но в последние годы информации о Виталии и Екатерине практически не было.

Мы решили выяснить, почему. Хотелось узнать, как сложилась судьба этой пары.

В соцсетях Екатерина указала, что замужем. Однако фотографий Виталия на ее странице не нашли — лишь дети и она. Под личным фото — девиз: "Никогда не сдавайся, и ты увидишь, как сдаются другие".

От предложения поговорить мягко уклонилась. Чувствовалось: к прошлому возвращаться желания нет. А о нынешнем ответила лаконично: "Все у нас хорошо".

Что ж, пусть так и будет.

— Историю любви одесского следователя милиции с обвиняемым помню — она вывозила его на следственные действия, а потом парень сбежал, — говорит известный в Украине старший следователь по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры Галина Климович. — Нашумевшая была история, скандальная. Как отношусь к таким вещам? Крайне отрицательно! Нельзя совмещать несовместимое. Не приемлю и не воспринимаю. Нужно выбирать и быть честным до конца. Влюбилась — рапорт на стол и поступай, как хочешь. А так выглядело безнравственно. Со слабой волей нельзя идти в следствие. И еще. Вспомнился эпизод с одним из моих подследственных. Пришла к нему в СИЗО, жду в кабинете. Открывается дверь, буквально на миг появляется небритое лицо бандита, и тут же исчезает, а дверь захлопывается. Жду минуту-две — никого. Вдруг вбегает заместитель начальника СИЗО: "Подследственный попросил вернуть его в камеру, чтобы переодеться и побриться. Его не предупредили, что это пришли вы".

Зона. Из любой колонии небо кажется совсем другим, чем на воле.

МНЕНИЯ: "НИЧЕГО ХОРОШЕГО ТАКАЯ СВЯЗЬ НЕ СУЛИТ"

Бывший первый заместитель председателя Госдепартамента Украины по вопросам исполнения наказаний Александр Пташинский поделился своими воспоминаниями.

— В одной из колоний Луганской области, где довелось начинать службу начальником отряда, учетчицей отдела труда и зарплаты работала замужняя женщина, — рассказывает генерал. — Она бывала на зоне, делала так называемые фотографии рабочего дня и познакомилась с осужденным М. Видный, статный, бригадир. Слово за слово — сблизились, и... Завязался тюремный роман. Долго это продолжалось. Но М. перевели в колонию-поселение в отдаленную область... И она сломя голову отправилась вслед за ним к черту на кулички... Еще и сына малолетнего за собой потащила... А кому она там была нужна с чужим ребенком? Уехала и пропала... Муж ее в той же колонии мастером работал, с горя ударился во все тяжкие, пить начал. Закончилось все трагически. На почве неприязненных отношений он убил отчима. Возбудили уголовное дело, арестовали, поместили в СИЗО. А там, узнав, кем и где убийца работал, над ним поиздевались как хотели, и его нашли в петле... Вот так, поддавшись слабости, женщина перечеркнула и свою жизнь, и двух близких людей в могилу свела, и на семье крест поставила... Правду говорят: нельзя строить счастье на несчастье других...

Случай из собственной практики приводит ветеран уголовно-исполнительной системы Владимир Ажиппо:

— В колонии строгого режима на территории Харьковской области, как и в других учреждениях исполнения наказаний, была школа. Учительницей в ней работала женщина среднего возраста. Вела занятия, пользовалась авторитетом, была в коллективе на хорошем счету. Но проснулась у этой преподавательницы нежданно-негаданно запоздалая любовь к 25-летнему осужденному, который там был дневальным. Шила в мешке не утаишь, а тем более в исправительной колонии. И пришлось ей увольняться... После этого женщин из персонала стали постепенно заменять мужчинами... И не только в школах, а на других должностях тоже. Во многом это объяснялось не только неслужебными связями, но и попытками захвата заложниц...

Что же касается любовных романов сотрудников тюремного ведомства с подследственными, то Ажиппо видит в них некий феномен, до конца не исследованный и не изученный специалистами.

— Мы с коллегами не раз были свидетелями того, что у лишенных свободы проявлялся какой-то особенный, авантюрный шарм — людей азартных, волевых, рискованных, склонных к лидерству, решительным поступкам. И это привлекало вполне добропорядочных, ничем не обделенных сотрудниц, — делится наблюдениями офицер. — Некоторые, наоборот, играли на жалости, сострадании. Некоторые умели красиво ухаживать. Они даже смотрели на женщин иначе, у них интонация была не такая, как у других. Нельзя сбрасывать со счетов, конечно, и половой инстинкт. Вот в сумме и получается некая гремучая смесь, которая ищет выход, словно адреналин. И женщина оказывается в плену любви либо ее иллюзии, вырваться из которого бывает очень трудно, а порой и невозможно.